Геленджик глазами министра Земледелия и Государственного имущества осенью 1894 года .
Кабардинка и Геленджик.
Первое селение, которое довелось посетить нашей экспедицией, была Кабардинка, довольно большое село, домов в 200, на три четверти греческое и на четверть русское. Греки здесь старожилы, русские —новопоселенцы, сборные из разных губерний, явившиеся в конце 80-хъ годов, когда местные власти охотно приписывали всех желающих к готовым уже сельским обществам, владевших землею в большем размере, чем 30 десятин на двор.
Казалось бы, что при здешнем чудесном климате, плодородной почве и сравнительно значительном количестве плоских пахотных месть, благосостояние кабардинцев должно быть очень высоко. Но увы! Даже по внешнему виду той толпы, которая в двух кучках собралась приветствовать министра, можно было сразу заключить, что живут здесь в большой бедности. Не говоря уже про наш север, Кабардинку и кабардинцев едва-ли можно сравнить даже с плохоньким селом Тульской или Орловской губерний. Вместо домов—поистине карточные домики, едва прикрытые грубой дубовой щепой, насквозь в щелях, с подслеповатыми кривыми окнами. По нескольку миниатюрных надворных построек из плохого плетня. Тощий мелкий скот, едва живые костюмы у русских и настоящее лохмотья у греков. Вместо того, чтобы разводить виноградники и сады и жить так, как помещик средней России может мечтать, эти люди сеют пшеницу и кукурузу, не дающие никакого дохода, словно н не подозревая, какими несметными богатствами они окружены. Виноградников и садов почти нет. Кое-где разводят лишь греки табак, но и здесь предпочитают отдавать свои участки в аренду турецким армянам, лучше них понимающих культуру этого растения.
После первых же приветствий, нас осадили жалобами. Русские новоселы жаловались на греков, которые, составляя большинство, сильно их обижают, отнимая даже расчищенные уже участки не давая под расчистку новых. Затем русские, и греки жаловались на лесные порядки. Пока их наделы не были размежеваны с казною, лесное управление дозволяло крестьянам рубить лес только на свои нужды, за дрова же, которые поселенец вез на базар, требовало по-саженной платы и, кроме того, выправки билета. Теперь размежевание уже окончено, границы юрта указаны, а лес рубить на дрова возить все еще запрещают без билета; жалобы эти найдены были совершенно основательными, и тут же сделано распоряжение о свободном вывозе дров и угля с юртовых земель.
Затем мы прошли в церковь, ветхое, убогое здание, похожее на сарайчик, с колокольнею на четырех столбиках. Если бы не маленький крест, нельзя было бы и догадаться, что это церковь. Священник объяснил, что служба совершается по-гречески и по-русски.
Из церкви прошли в школу, не особенно чистую. Детей не было, но в довольно просторное помещение быстро набрались греки, и один из них начал что-то говорить с большой энергией. В переводе оказалась весьма кляузная жалоба на русских новопоселенцев, которые, пользуясь ими, греками, выстроенною школою, не хотят покупать каких-то парт и т. п.
В этой речи был по истине возмутителен её нахальный тон. Греки, очевидно, считают себя хозяевами, злятся на учебное ведомство за то, что поставлен вместо грека, учитель русский, и всячески жмут русских. Им было объяснено в довольно твердой форме, что здесь Россия и русские подданные и потому называть себя греками и противуполагать русским по меньшей мере неприлично.
К вечеру мы добрались на ночлег до Геленджика. Этот чудный уголок заброшен и забыт. Представьте себе прелестную, совершенно круглую бухту, соединенную узкой горжей с морем, и кругом обставленную высокими, сплошь покрытыми лесом горами. Горы эти оставляют плоского места на огромный город. Бухта отлично защищена и достаточно глубока, норд-ост не имеет и четверти той силы, как в Новороссийске. Климат чудесный. Здесь на открытом воздухе уже растут персики.
И что же? Геленджик не город, даже не посад, а убогая, несчастная, полурусская, полугреческая деревушка, где едва можно найти два порядочных дома. Остальные 142 хижины едва похожи на дома. Ветхая, убогая церковь, со старичком священником, родом из Тверской губернии, домик пограничного офицера и таможенно-карантинной стражи; несколько жалких лавчонок, - вот и весь Геленджик.