Печаль по лесу детства

Вот мы, поющие в терновнике,
бегущие в ветвях кизила,
мы, заплутавшие в шиповнике,
в ромашках жёлтых девясила,
насквозь пропахшие полынями,
и хрупких крокусов шафраном,
и теми что цветут без имени,
и жемчугом омелы странной.
Где мы, любители фиалок
и марли светло-желтых примул?
Затих наш лес. Так пуст, так жалок.
Как-будто душу кто-то вынул.

Дочка подруги

Вот всё и случилось,
как случилось,
гостья в дом
и в узелке беда,
в карем взоре
ледяная стылость
- Девочка моя,садись сюда.
.
Что такое, почему замёрзла?
Как с работой? Как вообще дела?
И гляжу -
из глаз армянских - слёзы
- Тётя Ира,
мама умерла.
.
Как? Не верю.
Нет. Да это что же!
Что же ты наделала, Анча?
Дочь - девчонка. Ты - меня моложе...
(Эх, как боль, подружка, горяча.)
.
Ну, Каринка, ты прости что плачу,
как тебе мне маму заменить.
(Да, подружка, думала иначе,
думала что долго будем жить.)
.
Мы с тобой клубники со сметаной
в кухонке, Кариша, поедим,
не залечит нам клубника раны,
но  хоть помянём, ведь бог один.
.
(Сколько ж раз мы ссорились с тобою,
каждый раз казалось навсегда,
и дружили - не разлей водою,
и текли водою той года...)

Подружке Анче

А напоследок ей была
дана ещё одна приязнь -
свет, а не страсть, не кабала,
плен долгожданный, а  не казнь,
.
такая чистая, без зла,
сияла солнышком в душе,
как-будто ты и не была
пожившей женщиной уже.
.
И говорила мне Анча
- Я просто восхищаюсь им,
его огонь, его печаль...
И столько лет, и столько зим.
.
Ах, Анька, знаю эти сны,
и стоил он твоих причуд,
ведь все когда-то влюблены
в него мы были хоть чуть-чуть.
.
Как не любить свободный дух,
бездомье, тысячи затей,
огонь, что так и не потух...
Мальчишка вечный - Алексей.

Где ты теперь?

(Умирая, моя подруга попросила её прах
развеять над морем. Дочка выполнила
просьбу.)

Когда придут вдруг думы обо мне
и мысли как буксиры память вспорют,
доверьтесь этой правильной волне -
забудьте твердь, и думайте о море...
.
Мне будет в счастье эта колыбель,
зелёных волн изменчивая зыбка,
прибоя кружево украсившее мель,
и ваших губ печальная улыбка.

Незабудки

Мне дарила цветы голубые,
говорила
- Меня не забудь-ка.
Где ж вы, годы мои молодые,
где ж ты, где ж ты
моя незабудка?

Конец июня. Начало июля.

***
Июнь в конце. Доматывает плёнку.
Вот-вот сорвётся затрещав с бабины,
цветенья лип пушкИ, их запах тонкий,
да Юлии июньской именины.
.
***
А зной всё набирает обороты,
и вентиляторов бессильны одуванчики,
и если б не насущные заботы -
сидеть, вздыхать, потея на диванчике.
.
И прошлого разглядывая клипы -
других годов картиночки живые...
Но пахнут липы. Ах как пахнут липы,
и каждый год всё снова и впервые. 
.
.
Мокрый цемент
.
.
Запузырит как-будто в мыле
дождь переулками Арбата...
Вгляжусь в картинку этой были
что не сейчас. Давно. Когда-то.
.
И в памяти проснётся запах
дождём прибитой тонкой пыли,
такой знакомый и внезапный
(из тех, что в детстве мы любили).
.
И шум шагов, "болоний" крылья,
дыханье душных подворотен,
где непонятно что разлили,
где чуть мочи, где чуть блевотин,
.
и лип июльское дыханье
с печально-нежным ароматом...
И я, нелепое созданье,
домой бредущее Арбатом.

Корабли у Голубой Бухты

Пойдём с тобой на край земли,
где в дымке неба корабли,
где вместе воздух и вода,
носами на зюйд-вест суда
в голубизне седой висят
словно штрихов по кальке ряд,
их огоньков куски слюды
средь неба ли, среди ль воды,
то ли плывут, то ли парят
на рейде день и ночь подряд.

Страхи. Между Гоголем и Блоком.

Откройте мне веки...
Закройте мне веки...
Какие смешные вы все,
человеки.
.
Меня ждут векА
(или правильно - вЕки?),
и улиц безлюдных
огни, да аптеки,
.
костры из надежды,
одежды из сетки.
Закройте мне вежды.
Откройте мне клетку.
.
Но всё как и прежде -
и праздники редки,
и хрУпки в костре
безнадежные ветки.

============================================================

Замазка, маслянистая, мягкая, сыто лоснящаяся...

    Её  манящий глинисто-тинный запах, её пластичность так и зовущая немедленно потыкать в неё чем-нибудь, обгорелой спичкой поднятой под окнами дома, кусочком тонкой веточки боярышника, такой крепкой и плотной, подушечкой указательного пальца на крайний случай(на худой конец).

     Дядя Вова утеплял окно, аккуратно вминая и растягивая замазку ножом со сломанным лезвием. Процедура очень манила. Мы, играющие под окнами, нет-нет да и втягивали в себя плотный сытный запах, поглядывали как колбаска, выложенная вдоль стекла, с помощью лопатки ножа и умелых рук дяди Володи  растягивалась, вминалась и превращалась в плотную блестящую ленту, хорошо заполняющую все щели между деревом рамы и стеклом окна. На спинке лавочки под окном соседской кухни лежал развёрнутый толстый брусок замазки, от которого дядя Володя ножом отрезал смачные кусочки и прокатывал их в ладонях, превращая в исходную колбаску.

     Занятие это нам казалось необычайно вкусным. Хотелось самому отрезать ножом от  батончика мягкий пластичный кусочек, такой похожий на детский пластилин (только запах съедобнее), и мять, катать, а может быть и на вкус пробовать.

     Дядя Володя был большой педант и хороший мастер, всё у него получалось очень красиво, и на огороде, и здесь у дома. И палисадник у них был всегда самым аккуратным, и розы буквально усыпали куст, и в сирени, с тёмными глянцевыми сердцами листьев чаще чем у других находились в пахучих кистях "пятёрочки", которые мы сразу же, найдя, оповестив всех об удаче, съедали на счастье.

     Лёшку своего они держали в строгости - не пойти никуда без родителей, ни сделать что-либо без их ведома...
     
     Ах, какой же из Лёхи со временем получился замечательный образец денди и красавца.

     На меня соседи смотрели с плохо скрытым неодобрением, выговаривали маме, что, мол, носится ваша Ринка где и как хочет и Алексея вечно в свои авантюры затаскивает.

    Да никого я не затаскивала никуда! Просто сидеть под домом паинькой совершенно невозможно для нормального пацана, а Лёха именно таким и был. Ну, чуть зашуганный  вечно следящей за ним, слегка даже истеричной мамой, немного прижатый строгим отцом, а так ему только волю дай - и он понёсся)).

     Ну, мы и носились. Забывал дружок о запретах, стоило подвернуться хорошей идее. Уходили мы гурьбой то на речку(далеко по мнению родителей), то на море(не вовремя), то белые скалы(опасно, может камнем летящим со скалы голову ушибить), то просто куда ноги понесли. Ну а потом разборки, рёв, угол.
....................................................

Вернуться в Слободу...

(о Сибири)

Сейчас бы в Слободу.
Хотя бы на неделю.
Где все в снегу, во льду
дорожные постели,
белЫ и тяжелы
обочины перины,
дома, что не жилЫ -
под снегом вполовину.
Там пароходы крыш
плывут, дымя столбами,
там тишь, и только лишь
скрип снега под ногами.
Там ночью огоньки
оконные так мАнки,
снежинок мотыльки
живой роятся манкой.
.
И свет окошек тех
оранжевых - тревожит.
Пока не кончен век -
всё может быть,
всё может...

***

Жизнь такая порой обманщица,
посулила, да не дала...
Отставной козы барабанщица,
ешь что сунет, и все дела.

Солидарность

   

     Хотела прибить прозрачно-зелёную мошку, медленно ползущую по клаве ноутбука, но вдруг увидела, что движется она тяжело, ущербно, и очень похоже на то, как стала передвигаться после аварии я ...
Рука не поднялась.

В ожидании осени

Закругляется лето, жарою
напоследок совсем доконав,
побери его чёрт за такое -
сплошь ведь душно, и днями, и в снах.
Ждём сентябрь, что синим и жёлтым
охладит, унесёт духоту,
и цикады с сверчками примолкнут,
впав в спасительную немоту.
Пробежится дождишкой для пробы,
вечерком проберёт ветерком,
сдастся август, садист потнолобый,
год откроет девятый свой том.

***

Гейхеры - гомосексуалисты .