Живые картины. Июнь.

Окно во двор полно спектаклями,
дождь с неба, словно пот с лица...
И вишни глянцевыми каплями,
как кровь с тернового венца...

Алёшенька

Коляска с Лёшенькой
(мне не по росту),
"Трёхптичьей" площадью
гремлю к киоскам.
.
Пусть нету денег,
но лишь пока,
вот сдам бутылки -
и молока
куплю Алёше
для манной каши,
жизнь станет проще,
жизнь станет - краше.
.
Авоська-сетка,
пока всё вынешь!
- Э-э! Молодая!
Ты что, не видишь?
Не принимаю сейчас
товара,
ведь вот табличка
про "Нету тары".
.
Армен вальяжен,
ус черно-синь,
а у меня же
в коляске сын...
Упрямо ставлю
свою посуду,
а он
- Сказал ведь,
​что брать не буду!
.
Трясутся руки,
глаза осели,
сейчас бы дома
в своей постели...
чтобы не видеть...
чтобы не слышать...
Но нам с Алёшкой
ведь надо выжить!
.
Армен поцокал,
под нос вздыхая
- Давай, тут скока?
Э-эх... Молодая...
.
Из магазина,
в парах бензина,
гремим с Алёшей
к халупе нашей -
Армен хороший,
мы - с манной кашей.

Зимние ветры

Зимние ветры-погУды летят,
ходят сосновые лапы, гудят,
молятся, ветрам седым присягая,
рыжие хвои иголки роняя

Человечек

   В поведении и привычках она была практически Маугли. Одежда облетала с неё, как листва с деревьев - рвалась, пачкалась, терялась. Только сандальки всегда оставались на ногах, поскольку кожа подошв была природно нежная, перенасыщенная нервными окончаниями. Бесконечные панамки, косынки, детские шляпки вечно незаметно падали, оставлялись, забывались во всех местах, куда Маришу заносило роскошное детство.
.
     Родители работали, бабушки были очень далеко, и поэтому утро начиналось с поспешного завтрака тем, что оставила мама, и продолжалось на улице, куда её выносило желание познать мир. Конечно, впрямую вопрос так не стоял - познать. Просто жгущее пятки любопытство, много сил, и отсутствие запретов гнали  вперёд. Уже взрослой она поняла, что в детстве была классической потребительницей удовольствий, ну, а в том, что время и место поставляли ей удовольствия чистые, первобытные - просто повезло.
.
     Академическая станция в подкове невысоких склонов. 
.   
     Море, подбирающееся на брюхе, и лижущее галечный пляж в тихую погоду, и кидающееся на берег ревущей оскаленной пастью в плохую.
.
     Речка, узенькая, зимой раздобревшая, гремящая камнями, летом тихая почти пересыхающая, только в серповидных бочажках на поворотах остающаяся с водой.
.
     Клифы скал, ослепительно белые летом, и серо-зеленоватые в зимнюю сырую приморскую погоду.
.
     Лески(мелколесье) с разнообразными плохо проходимыми "чепыжниками" - шипастыми тёрнами, держи-деревом, будто сплошь усыпанным рыболовными крючками, тесными цепляющими одежду грабинниками, кизилами с шероховатыми овальными листочками, от соприкосновения с которыми так потом чешется кожа, с лианами разного достоинства - и колючими и нет, но одинаково крепко хватающими за ноги,  и оплетающими корпус.
.   
     Сосновки на более высоких местах (так здорово сквозь них просвечивало море и солнце). Просторные, торжественные, душные в жару и тревожные при ветре из-за свистящих и стонущих шумов.
.
     Травы, и весь огромный травный мир связанный с ними - колосики, метёлки, калачики всякие и усики, кузнечики, жуки, букаши мелкие, улитки. Ну и самое увлекательное, красивое - бабочки и мотыльки.
.
     Цветы от весны до весны практически, благодаря мягкому черноморскому климату. Их было так много, и они имели для мелочи пузатой такое значение, что писать надо отдельно, не второпях, обижая память пустым перечислением.
.
     И имея всё это, плюс прекрасное здоровье, как было не стать Маришке Маугли и бродяжкой? Она загуливалась до того, что пришедшие с работы родители начинали её искать, бегая, обходя территорию станции. И один раз очень долго не могли найти, и уже волновались всерьёз, а потом увидели её спящей(из одежды - одни сандали) в пологой ямке мягко заросшей упругим пореем.
.
     После этого случая пытались закрывать дома, но дочь приноровилась отправляться гулять через форточку, как кошка. Один раз(самый первый) даже застряла из-за пухлости, и так орала, что услышала соседка и протолкнула.
.   
     Летом, когда одежда только мешала, Маришка загорала сплошь. Как с негодованием и смехом рассказывала ей потом бабушка
.
    - Я приехала, а ты вся чёрная, даже те места, которые у детей обычно прикрыты трусиками! Дураки молодые! (Это уже в адрес сына и невестки.)
.
     Не имея ещё никаких философских понятий и терминов за душой (по мелким летам), Риша интуитивно ощущала себя и центром и частью Вселенной(о которой она тоже ничего не знала). Перебирая уже во взрослом возрасте свои детские одинокие прогулки, Марина вспоминала эти ощущения полной взаимосвязанности всего, одиночества под небом, таким огромным, и которому всё равно - колосок ты, букашка, или маленький человечек, оно купол всему, под ним жизнь. И Ришке казалось, что она, стоящая посреди Станции, связана прозрачными нитями со всем что есть на свете.
.
     Что может делать маленький человек на природе?
.
     Ловить (одному или с такими же приятелями) мотыльков  смешным марлевым сачком, "копить" их с назревающим чувством вины( уж очень неуютно чувствуют себя "копимые" бабочки и мотыльки), потом вместе с голубоглазым дружком Сашкой отпустить их, но уже поздно, пыльца стёрта детскими пальцами, крылышки подмяты(долго потом не хочется никого ловить).
.
     Можно охотиться на колючих жёстких кузнечиков, азартно крича
.
     - Вон! Вон краснопёрка полетел!
.
и отправлять пойманных в спичечный коробок, а потом, когда придет жалость выпустить сразу всех и глядеть как бойко они прыгают обратно в траву.
.
     Можно, как незабываемый гайдаровский Фёдор из "Синей чашки" что-то долго и с удовольствием есть с кустов и невысоких деревьев. Фёдор ел малину говоря при этом
.
    - Малину ем. И ещё буду.
. 
     Вот так Мариша и ходила по Станции знакомыми путями то к кусту барбариса с красивыми мелкими полосатыми длинненькими кисло-сладкими вкусными ягодками, то тянулась пыхтя, сорвать сливы-терновки, или чернослив, насаженные вразброс по всей территории.
.
     Ходила с опаской вдоль ежевики(глубоко в куст не влезть - сильно оцарапает, да еще  не выпустит, оплетёт плетями с шипами), собирала чёрно-фиолетовые ягоды, перемазывалась вся чернильного цвета соком.
.
      Ждала когда созревший до мармеладной спелости кизил начинал обильно падать на землю, ложилась под дерево и начинала языком собирать ягоды в рот, кизил лопался, вытекал, косточка тут же выплёвывалась, и  язык клеил к себе следующую ягоду. Этот метод милое дитя подглядело у местных поросят. Маринка попробовала - понравилось, так и действовала. Хотя..., если случалось лечь в платье - дома ждали суровые меры от мамы, ну что, бывает, переносила с достоинством, виновата ведь.
.
     А ещё ведь были разные цветочно-травные еды, луковички крокусов, медуничный нектар, калачики какие-то гармошчатые, всего не перечесть.
.
     За время вольного выпаса, или просто гуляния, купания в море(тоже совершенно отдельный разговор, стоящий не рассказа, а романа), постепенно накапливалось одиночество, незаметная усталость и тревога. Начинало тянуть домой, вдруг уже родители вернулись с работы.
.
     К дому - бегом. Немного постоять на крыльце. Тихо войти на веранду. Прислушаться. Мама и папа дома. Из кухни голоса. Весёлые. Ругать не будут. Стихийный аналитик Маришка.
.
     Начинается вечер, а с ним новый кусок жизни и ужин, и гости(такие же весёлые, как папа с мамой), их "Апенддаун" на диване у журнального столика, с выкриками, кусочками песен, с откликающейся гудом на каждое резкое движение гитарой, с грифом прижатым к дивану, ведением записей на листке бумаги. Ведущий(чаще всего красавец дядьЖеня, в него были влюблены все женщины Станции, включая Маришку с её подружкой Наташкой) не только вел счёт игры, но и рисовал на листке всяческие интересные загогулины, Маришка  с Натахой их потом с интересом разглядывали.
.
     Потом гости уходили и смех их молодой ещё долго был слышен, и мотались в темноте лисьи хвосты светов их фонариков.
.
     Наступал черёд спокойных дел и чтения книжки, сначала Марина папе чуть-чуть, а потом он ей вслух долго, интересно - Носова, Олешу,Маршака, Жидкова, Михалкова, Марк-Твена, и кучу-кучу других отличных книжек, которые Мариша до сих пор помнит(они все стоят на полках квартиры). Ну разве может чтение из компьютера сравниться с разворачиванием руками томика, это ведь что-то особенное, как говорила одна из ушедших пра-.
.
     А потом хотят Маришку гнать в кровать, но выясняется, что в суматохе вечера забыли погнать мыть руки-ноги, и тащат мыть.
.
     В кровати, вымытая прохладной водой, с наслаждением поворочавшись, найдя самое удобное положение, и будто даже начав пускать корни, девочка засыпает под тихий мерный звук прибоя, неожиданное ночное всквохтывание соседской курицы в курятнике, ухающий крик ночной птицы над близкой рекой. Кошка Мишка вспрыгивает на кровать и изогнувшись прижимается к Маришке, Маришка, в полусне нащупав её рукой притягивает кошку к углу составленному из согнутых колен и живота.
.
     Какой же он хороший, детский сон под тёмно-синим бархатным южным небом. Надёжный(как в пропасть), спокойный (без взрослого стонущего верчения всю ночь), доверчивый, не прислушивающийся, не боящийся.
.
     Сон-богатырь...

Тебе, Эльчик, спасибо! Читатель - самое драгоценное, что может быть у пишущего. Спасибо!

ЯБЛОЧНЫЙ РАЙ

Напиши мне художник такую картину -
ясный день и поляна в садовом межрядье,
на поляне любимые мною мужчины,
и прекрасные женщины в платьях нарядных.
.
***
Вот на  стуле садовом Высоцкий с гитарой,
глянешь
- школьный простецкий затрапезный физрук,
когда б не было этого хриплого дара,
и летающих, нервных взрывающих рук.
.
***
Окуджава,
скворцом поседевшим в неволе,
и гитара как женщина
в чутких руках,
он сегодня раскован,
он сегодня доволен,
и куплет начинает
с щемящего
- Ах,..
.
***
И Ахматова в креслах. 
Королева - и только...
а у ног Вознесенский,
влюблённый как паж,
Анна, Анна.
Не Ольга,
но Андрей - точно Ленский,
вечный мальчик прекрасный,
и вечный типаж.
.
***
А стремительный, лёгкий,
взлохмаченный Пушкин,
ведь не скажешь, что главный,
и Солнце, и шах,
вот он мерит шагами
поляны опушку,
так порывист, так славен,
так летящ шаха шаг.
.
***
В райских яблочных кущах,
но подальше, и с тыла
(коль не могут поэты...) -
есть пивной павильон,
и стоит там поодаль
бомж Аркадий Кутилов...
наш российский бродяга,
наш советский Вийон.
.
И чего же вы жмётесь?
Здесь вам все не чужие,
вы понятны, вы внятны,
и вас любит народ.
Разве можно забыть
боль про "маму Марию",
страшный тёмный "котангенс",
и ваш "маслозавод"...
.
***
А Марина?
Марина, однажды посмевшая
всё самой за себя
в тёмных сенцах решить?
И ведь знала,
так чисто,
так искренне певшая -
будет жить её слово,
всегда будет жить.
.
Вот она -
в простоте, босиком и без трона,
рядом с нею любимые тени,
все рядом -
толстый Мур
на руках у Сергея Эфрона,
и сияют глаза-васильки Ариадны.
(А для полного в сердце изломанном мира -
в детском стульчике, с ложкою,
девочка Ира...)
И понятен от бога подобный посыл -
всё он понял, Марина,
и всё он простил.
.
***
..И вдруг голос  с дыханьем несмелым,
и браслеты звенят на руках.
Это голос красавицы Беллы,
в нём всё вместе -
и чувство и страх...
.
Такие нИжутся ей рифмы
на краешки жемчужных строк,
так своевольно пляшут ритмы,
так женственен, капризен слог.
.
Сама  тонка, страстна как танго,
и плечи прЯмы, не ссутулены
(и коль писать в России ангела -
то это с Беллы Ахмадулиной).
.
***
... и вся поляна
в милых призраках -
они идут, сидят, стоят,
вот Маяковский
в страсти высверках,
Есенин в золотых кудрях,
Михал Васильич,
милый демон,
моих девчачьих буйных снов,
и Мотэле отец идейный -
Иосиф Уткин славнослов.
.
***
С неодобреньем
- Ах, оставьте!
наилюбимейший Астафьев,
средь поэтических мозаик
честнейший тип, поэт прозаик...
.
***
Напиши мне художник такую картину -
ясный день и поляна в садовом межрядье,
на поляне любимые мною мужчины,
и прекрасные женщины в платьях нарядных.
.
И пусть плачут они и кричат, и смеются,
И пусть яблоко жизни всё катит по блюдцу,
(ну и кто из них умер,
коль слова на Земле остаются).

***
А годы бежали один за другим,
как бегут по дорогам огромные фуры,
брызги грязи, тяжёлый соляровый дым,
не курортные лёгкие туры...

О Кусье

Что знаю о родине?
Несколько дней...
дождь сыпящий,
пруд и плотина,
и имя по святцам
мамы моей -
сентябрьская Руфина.
Родных и соседей,
подруг и друзей
(рождённых как мама -
в  тридцатых...)
Дед Пимен.
Сосед Северьян,
Елисей,
и тётушка Домна,
и пра-  Фелицата...
Висячий мосток
через речку Кусью
(так жутко гулял он и трясся!),
немногословную мамы семью,
забора дощатого прясла.
И цвет неулыбчивых северных глаз,
и тонких волос серебро,
и пагоды елей, печей дымный газ,
да  звук от ноги о ведро.
Что знаю о родине?
Дождь всё забрал,
дождь без конца и начала,
так строг,
очень строг и серьёзен Урал.
А я...
Нешто тоже с Урала?

***
Акации тень жёлто-серая
рябит на откосе окна.
Язычница, в странное верую,
читаю листвы письмена,
и в пёстром беззвучном скандале
пытаюсь я  знаки найти,
и вроде бы блики сказали
что все безопасны пути.

***
.
В файлы памяти внесла
заитожив,-  итого:     
холод зимнего стекла,
иней сердца твоего.

Сметанный цех

Ростов-на-Дону. 70-ые гг.

По конвейеру стекло-
баночки сметанные.
Мне сегодня повезло -
сидя не устану я
.
(Всех-то дел -
сидеть, глядеть
в лампы свете голом
пристально,
бывает ведь
грязь, или осколок).
.
По конвейеру стекло -
баночки сметанные.
Так спокойно, так тепло.
Музыка стеклянная...
.
Баночки звенят, звенят,
дребезжат на стыках.
Едет поезд от меня.
В голове так тихо.
.
По конвейеру стекло -
баночки отличные...
На полянке так светло...
Щебетанья птичии...
.
...на полянке - гладь,
да тишь,
звуки ручейковые...
Бригадирша
- Ты же спишь!
Дура бестолковая!
.
Вдоль по ленте держат путь
банки толстопузики.
Очень трудно не заснуть
в этой светомузыке.
.
По конвейеру стекло-
баночки сметанные.
Было-было, да прошло
время это странное.

.

Княжны...

Ах, такая вина и предательство,
словно Я их не сберегла...
Хоть, когда в них стреляли
в ипатьевском -
и на свете ещё не жила.
.
И живых не видала ни разу -
мать семейства, невинных девиц,
а в глазах -
Государь синеглазый
и слабеющий маленький принц,
.
эти девушки в пору весеннюю,
в ликах их - чистота, тишина.
Говорят, что Сергея Есенина
полюбила однажды княжна...
.
И вина всё никак не истратится -
как смогли мы,
ну как мы смогли...
В этих девушек,
в светленьких платьицах...
Чей же голос не сел сказать
- Пли...

Бабки-Шляпки
.
Всегда на школьной остановке
они садились в наш в автобус,
две мышки серых, две полёвки
меж поселковх тёток сдобных.
.
Прямы, сухи, а шляпки ломки,
на тульях в прах увяли ленты,
и стала серой вязь соломки...
... и запах козьих экскрементов...
.
Их звали все на Тонком Мысе
без пиетета - Бабки-Шляпки,
а души их, сердца и мысли
нужны ль кому,
коль стары тряпки?
.
И из куги седой кошёлки
сжимали ссохшиеся лапки,
бесцветность глаз, морщиньи щёлки
и неумелые заплатки...
.
А лет? Небось пятьсот иль двести,
пугливый интерес не тух
(Сказать бы надо к нашей чести -
не обижали мы старух),
.
боялись. И не понимали.
И разности кололся ток.
И сознавали мы едва ли,
что семя проросло в росток,
.
что на всю жизнь вопрос повиснет -
а всё же, кто они, и что?
Тогда бы в детстве эти мысли,
в том развесёлом шапито..
.
И вот сейчас, в неспешье дома
так часто вспоминаю их,
чей мир был сорван и изломан,
попав в смертельный смерча вихрь...
.
И эти спины, эти позы,
ботиночки с тугой шнуровкой,
митенки их, шарфы ... и козы,
и дом ведённый без сноровки...
.
................................................
.
***
Они не сумели?
Они не успели?
Ушли корабли,
а они не смогли?
Остались на краешке
этой земли.
.
Конечно же давка
была на причалах,
конечно ревела толпа
и толкала...
.
Последней из порта
ушла "Виолетта",
и всё, господа...
Ваша песенка спета.
.
В том страшном апреле
двадцатого года
была для господ
негодящей погода.
.
На борт были взяты
судами не все.
Приказ -
остальным отходить
к Туапсе...
.
Метались по городу
в панике кони,
как признак крушенья,
как призрак агонии.
.
Голодным шоссе
бесполезно идти -
"зелёными" горы кишат
по пути...
.
По скалам, по пляжам,
бредёт и бежит -
уходит, кто может
на юг, в Геленджик.
.
***
А хрупкие птички,
две спички-сестрички
по морю, по скалам,
по осыпям бисовым,
вернулись на дачу отца
под Борисово,
где без родных,
и без общества светского,
жили своим,
не признавши советского.
.
Только вот с дачей
была незадача -
отнял совбед -
ведь такая удача
на кружевные над морем
террасы
сунуть бедняцких клопов,
да матрасы.
.
***
Так и зажили
две прежние "штучки",
коз заведя,
в старом доме турлучном.
И в огороде,
и в обществе коз
неистребим был
французский прононс...
.
О, вы, старухи того поколения,
каждая - личность, эпоха,
явление.
Каждая память.
И каждая помощь.
И круговая порука
- А помнишь?..

========================================

Вазочка с Гагариным

Алюмин*евая вазочка (с Гагариным
в лётной форме,
с фирменной улыбкой)
не была мне мамою подарена,
хоть хотелось ту вещицу шибко.
.
Мама моя с приисков Урала,
с северным спокойным темпераментом,
вазы попривычней выбирала -
без гербов, портретов,
а с орнаментом.
.
Пышность, клятвы были ей неведомы,
день за днём в привычнейшем цейтноте,
но её стеклянные рейсфедеры
чудеса творили на работе.
.
В ней Урал быстрей принять поветрия
не спешил, таков кержачий фарт,
но круглила глазки   батиметрия
с её чётких черноморских карт.
.
И рука. И внутреннее зрение
- Это что, корова? Криво-косо.
Дай сюда.
И всё в одно движение -
от хвоста до бархатного носа.
.
***
И терпенья - северные мили,
а во мне всё слишком, чересчур.
Как же, дорогая, мы искрили
от разнополярности натур.
============================================

Знойные звуки

- Соседи-мы-соседи-мы
с утра заныла горлинка.
Последние, последние
деньки идут до вторника,
и тут считать, иль не считать,
но скоро воскресение,
а там уже рукой подать
в осеннее, в осеннее.
- Последние, последние
в сосне унылит горлинка,
и знои жарколетние
совсем исчезнут скоренько,
и хоть считай, хоть не считай,
а на носу сентябрь,
с небес сойдёт прохладный рай,
хотя бы уж, хотя бы.

Моим дружочкам

Ты скажешь
- Ната!
я услышу
- Надо!
Скажу я
- Долли
ты услышишь
- Толик!
.
Жестишь ты звуки,
а я - мягчу,
но друга лучше,
вздор,не хочу.
.
Пусть мягко-жёстко,
иль мокро-сухо,
и жизнь в полоску
(такая сука!),
ну, между нами,
(пароль не ноет)),
она ж достала,
до аденоид))).
.
И так давно мы
(забыла даже)
втроём не пели
на пятом пляже.
.
Куда теперь вас
панамки-шляпки,
и неоткрытый
флакон "Анапки"?
.
Как вам живётся,
Наташа-Толик?
Мы очень любим вас
с собакой Долли.

Жемчужная боль

А жемчуг
это спрятанные муки,
песчинки острые
облитые страданьем...
И так же мы
вокруг своей разрухи
возводим перламутровые здания.
Возводим заградительные сферы -
надёжно, гладко,
и глаза довольны,
но вы не прАвы -
мы не лицемеры,
песок в душе...
ведь это очень больно!