Готовиться к праздникам начинали рано. Институтки предвкушали редкое удовольствие — принарядиться. Целый год они ходили в одинаковых форменных платьях и с одинаковыми прическами. Сами институтки говорили, что волосы у них «прилизаны, как у коров». В институтах было положено одеваться и причесываться самостоятельно, без горничных, в облике культивировалась простота. А под Новый год разрешалось, как тогда выражались, «костюмироваться».

Девочки продумывали наряды, которые делали сами: костюмы цветков и бабочек, цветочниц и китаянок, джигитов и цыганок… Родственники и классные дамы закупали необходимое для шитья. И начиналась работа.

Карнавальный костюм должен был быть недорогим. Эффект достигался фантазией и стараниями. Богачки порой пытались принарядиться попышнее. Но институтские порядки этого не дозволяли: как-то дочь донского казацкого атамана появилась на празднике в роскошном костюме турчанки, украшенном бриллиантами. Строгая начальница сняла с нее украшения, отдала их матери и наказала ей никогда так не наряжать дочь, пока та учится в институте.

В начале ХХ века в моду вошли «живые картины», и на Новый год их готовили с особой радостью — Снегурочка, снежинки, заснеженный лес с его обитателями, седой старик Дед Мороз...

Рождественская елка

Кроме костюмов, старшие институтки сами делали елочные украшения. Традиционно в каждом дортуаре устанавливали свое дерево, и классы соревновались, стремясь украсить его понаряднее. Особую елку устраивали в лазарете.

Елки наряжались в конце декабря, и свечи на них зажигали минимум на неделю. В некоторых институтах в конце века появилась новинка — электрическое освещение, тогда елки стали украшать лампами.

Для младших классов елку наряжали классные дамы. Описание такого вечера мы читаем в повестях Лидии Чарской, учившейся в петербургском Павловском институте. Она рассказывала, как вечером девочек, замирающих от ожидания чудесного, вели к большим дверям главной залы. Под звуки рояля тяжелые створки распахивались, и перед восхищенными взглядами являлась огромная, под потолок, елка, сверкающая множеством огней. На ветвях висели золоченые бонбоньерки, орехи, мандарины, яблоки, самодельные игрушки.

Старшие институтки в новогоднюю ночь наряжались и надевали маски. В эту единственную ночь они были относительно свободны — в их распоряжении был весь институт. Обыкновенно эти заведения размещались в старинных дворцах, с высокими потолками, бесконечными коридорами, множеством комнат, соединенных переходами. Весь год девочкам дозволялось перемещаться лишь в ограниченном числе помещений: между дортуарами, классами и столовой, и то лишь в оговоренное время. Теперь же они могли бегать по коридорам, заглядывать в самые потаенные уголки, играть в прятки в недоступных прежде и оттого особенно заманчивых местах. Прячась под масками, девочки подшучивали над окружающими, иногда довольно рискованно. Но в новогоднюю ночь дозволено было и это!

Праздничный стол
Большой радостью для девочек была вкусная еда. Обычно в институтах они никогда не ели досыта. Как правило, их стол был скудным и не слишком разнообразным. В воспоминаниях постоянно встречается, как им все время хотелось есть. Но на праздники их кормили совершенно иначе. Перед танцами — легкий бульон с пирожками, а после — жареная дичь, телятина, гуси, пирожные. Они пили шоколад, а то и прямо в дортуарах перед сном, в нарушение всех запретов, лакомились присланными гостинцами.

Местное дворянство почитало долгом слать институткам гостинцы на праздники, даже если среди них не было родственниц, — все знали, сколько там сирот и детей бедных родителей. Некоторые дети никогда не получали подарков из дома! Благотворители присылали корзины, полные конфет, засахаренных фруктов, паштетов, булочек, орехов, марципанов. Девочки делили лакомства между собой.

Служба
Приближалось Рождество. Нарядные и притихшие, девочки шли в институтскую церковь. После торжественного богослужения, батюшка разъяснял им смысл праздника. Звучал хор.

Музыке в учебной программе всегда отводилось очень важное место, и хоры воспитанниц нередко заслуживали похвалы профессиональных музыкантов. Одна из мемуаристок вспоминала, что такого «стройного задушевного пения», как в институте, она больше не слыхала.

В 1860-х годах, спустя век после основания институтов, воспитанницам позволили уезжать домой на праздники. Теперь в новогодние дни институты постепенно затихали. Но всегда находилось немало тех, кто оставался — сироты или те, кому было далеко ехать.

Для оставшихся наряжали елку. В праздничные дни они вставали поздно — в половине десятого утра. Ходили в церковь, на прогулки, читали, играли, собирались в кружок и рассказывали друг другу страшные истории, которые переходили им по наследству от прежних поколений институток. Устраивались экскурсии, их водили в театр и цирк. В начале ХХ века кинематограф проник и в женские институты — так что были и киносеансы.

При этом классные дамы каждый день занимались со своими питомицами: проводили диктанты, читали, играли на рояле. В каждом дортуаре было пианино, поэтому устраивались танцы. Девочки дарили друг другу подарки, придумывали сюрпризы, обменивались лакомствами. Праздники выходили чудесными.

«Столь характерное для традиционного общества противопоставление будней и праздников с особенной силой проявлялось в женских закрытых институтах. Мало кто мог так, как институтки, ощутить радость торжества. Все познается в сравнении, и в долгой череде однообразных будней особенно радостными и запоминающимися для них были Рождество и Новый год».
--------------------------------------------
Варвара Пономарева, историк, специалист по истории русской культуры XVIII — начала XX века, сотрудник исторического факультета МГУ

Старик капризный, по привычке
Ещё «живущий» кое-как.
Полуслепой, полудурак.
«Живущий» впору взять в кавычки.

Не слышит – надрываться надо,
Изводит попусту харчи.
Бубнит всё время – нет с ним сладу.
Ну, сколько можно, замолчи!

Тарелку на пол опрокинул.
Где туфли? Где носок второй?
Последний, мать твою, герой.
Слезай с кровати! Чтоб ты сгинул…
………………………………………………………

Сестра! Взгляни в мои глаза!
Сумей увидеть то, что за…

За этой немощью и болью,
За жизнью прожитой, большой.
За пиджаком, «побитым» молью,
За кожей дряблой, «за душой».

За гранью нынешнего дня
Попробуй разглядеть МЕНЯ…
………………………………………………

…я мальчик! Непоседа, милый.
Весёлый, озорной слегка.
Мне страшно. Мне лет пять от силы.
А карусель так высока!

Но вон отец и мама рядом.
Я в них впиваюсь цепким взглядом.
И хоть мой страх неистребим,
Я точно знаю, что любим…
……………………………………………………

…вот мне шестнадцать, я горю!
Душою в облаках парю!
Мечтаю, радуюсь, грущу.
Я молод, я любовь ищу…

……………………………………………………
… и вот он, мой счастливый миг!
Мне двадцать восемь. Я жених!
Иду с любовью к алтарю,
И вновь горю, горю, горю…
………………………………………………………

… мне тридцать пять, растёт семья
У нас уже есть сыновья.
Свой дом, хозяйство. И жена
Мне дочь вот-вот родить должна…
………………………………………………………

… а жизнь летит, летит вперёд!
Мне сорок пять – «круговорот»!
И дети «не по дням» растут.
Игрушки, школа, институт…

Всё!Упорхнули из гнезда!
И разлетелись кто куда.
Замедлен бег небесных тел.
Наш дом уютный опустел…
…………………………………………………

… но мы с любимою вдвоём!
Ложимся вместе и встаём.
Она грустить мне не даёт.
И жизнь опять летит вперёд…
………………………………………………

… теперь уже мне шестьдесят.
Вновь дети в доме голосят!
Внучат весёлый хоровод.
О, как мы счастливы! Но вот…
……………………………………………………

… померк внезапно Солнца свет.
Моей любимой больше нет!
У счастья тоже есть предел…
Я за неделю поседел.

Осунулся, душой поник.
И ощутил, что я старик…
…………………………………………………

… теперь живу я «без затей».
Живу для внуков и детей.
Мой мир со мной, но с каждым днём
Всё меньше, меньше света в нём...

Крест старости взвалив на плечи,
Бреду устало в никуда.
Покрылось сердце коркой льда.
И время боль мою не лечит.

О, Господи, как жизнь длинна,
Когда не радует она…
…………………………………………

… но с этим следует смириться.
Ничто не вечно под Луной.
А ты, склонившись надо мной,
Открой глаза свои, сестрица.

Я не старик капризный, нет!
Любимый муж, отец и дед…

… и мальчик маленький, доселе
В сияньи солнечного дня
Летящий вдаль на карусели…
Попробуй разглядеть МЕНЯ…
……………………………………………………

… и, может, обо мне скорбя,
найдёшь СЕБЯ!
—-------------------------
Евгений Архипенко

А как я жру? Это же уму непостижимо, сколько я жру! Объемы продуктов, которые я умею затолкать в себя, приводят Басю в отчаяние, граничащее с возмущением. Когда я ем, Бася садится рядом со мной и производит в уме калькуляцию расходов, в ее глазах ясно читается:

— Слушай, там, откуда ты явился, может быть и принято наедаться на квартал вперед, но сейчас ты в гостях, веди себя достойно, отдай мясо мне. Вот эта куриная ножка явно лишняя, пойдем, я покажу тебе, в какую миску ее положить.

Потом она поворачивается к хозяевам, в глазах у нее немой укор.

— Он не поймал вам ни одной мыши, — молчит она. — Не разорил ни одного птичьего гнезда. Не раскопал ни одной грядки. Почему вы позволяете ему все эти бесчинства?.. Вчера он ел прямо из холодильника, я сама видела. А сейчас — вы видели, какой кусок колбасы он только что слопал? Размером с крысу, честное слово!

Потом я сажусь смотреть кино по телевизору, Бася усаживается рядом со мной.

— Давай, хоть пузико мне почеши, — муркает она и подставляет пузо. — Эх, бесполезное ты существо, жаль мне тебя. Живешь своей никчемной жизнью, бестолковый, как турнепс, и как тебя земля носит?.. Посмотри на себя, никто тебя не любит, даже я.

Бася живет на даче, там у нее летняя резиденция. На ночь она любит уходить в огороды, чтобы вести там светскую жизнь. После ужина она подходит к двери и говорит:

— Эй, как вас. Откройте, у меня дела.

Ночью, в приемные часы, к Басе приходит гарем котов, коты услаждают ее слух непристойным мяуканьем, сражаются под крыльцом за право быть облитыми водой из ведра. Бася очень гордится своей популярностью, иногда она муркает мне:

— Что, завидуешь, небось? К тебе-то никто не приходит, это потому, что у тебя шерсти мало, да и та вся клочками. Посмотришь на тебя, и хочется закопать. Чеши, давай, не отлынивай.

Еще Бася по ночам охотится на мышей. Вокруг дачи живут мыши, их природное предназначение в том, чтобы разнообразить Басин досуг. Поймав мышь, Бася играет с ней, пока в ней не закончатся батарейки.

— А ты, наверное, и мышь поймать не сумеешь, — жалеет меня Бася. — Вон у тебя рожа-то какая здоровая, ты ее и под крыльцо засунуть не сможешь. Где уж тебе мышь поймать. На это, брат, мало одного желания. Мышь поймать — это тебе не кнопки тыкать. Тут талант нужен.

На лице у нее при этом выражение снисходительного интеллектуального превосходства. Гордая собой, Бася начинает вылизывать хвост.

Потом спрыгивает с дивана и топает к двери. Полтора килограмма чистейшего снобизма, обернутые в шкуру.

— Эй, кто там, — говорит она. — Дверь откройте. Пойду играть в мышь.

Басе везет, она красивая и популярная, мне таким никогда не стать, даже если я обрасту шерстью со всех сторон. Ее все любят, все ищут ее общества. Скоро я уеду домой, в Томск, буду жить один в квартире, никто не придет, чтобы непристойно мяукать для меня и чесать мне пузико.

Я пока не знаю, как вернее достичь популярности — обрасти шерстью или научиться ловить мышей.

Может, хоть вы мне что-нибудь посоветуете.

Алексей Березин