"Ещё один боец вернулся с войны.
22.11.2015г. на Невском Пятачке были найдены останки солдата РККА . Боец лежал лицом вниз на дне траншеи . При себе имел множество личных вещей среди них медаль " За отвагу " по которой и был опознан . Сегодня пришёл ответ .
Старший сержант , командир отделения связи
Вифлянцев Яков Иванович 1920г.р.
Ростовская обл. ст.Тарасовка
Ростовские парни подключайтесь , ищем родственников" .

Он вернулся с войны лишь вчера,
время съело лицо и бумагу,
но не съела земля   номера
на медали его  "За отвагу".

И Подольский архив дал ответ,
что Вифлянцев он Яков Иваныч,
двадцати

===============================

Писать о Пушкине...
О, смельчаки, о, гении,
какое ж это наслаждение
у вас о Пушкине читать,
и соглашаться с каждой фразой,
но не сумею я ни разу
словечко верное сказать
о нём,
кого обожествили -
народ, поэты и поэзия,
слова писали, ленты вили...
А мне конечно же полезнее
читать,
любуясь каждым слогом,
дивясь летящему перу,
гурманничать над каждым словом,
как сладкоежке на пиру.

============================

как же насытиться снегом?
просто наесться? Холодно.
как с субтропическим голодом
им до костей пропитаться?
встать посреди завирухи
вскинуть с надеждою руки,
сядут беззвучные мухи
нА руки, всю облепят,
может тоску излечат,
может насыпит дОсыта,
сладкой мне будет доза та,
и на всю жизнь впитаю,
как я в снегу летаю.

не уходят навсегда -
остаются в памяти,
чередой бегут года

=================================

битые стёкла в душе

крошка из стекла в душе,
вот такое вот саше

=================================

[

Они уходят от инфарктов,
опустошенности, инсультов,
не перенесшие дефакто
последствий "кукуруз" и "культов".

И пел Бернес про журавлиный,
растаявший на небе клин...
Да, перерыв совсем не длинный,
вон полетел ещё один...

А там и барды, по порядку,
чтобы под грушами, в раю,
устроить вечную площадку,
где только честное поют.

О, присягнувшие гитарам
с магнитофонными бобинами,
кумиры века "Солнцедара",
дружившие с другими винами.

Они, что за руки взялись,
что их осталось? Кроха, горстка.
И ведь так горестно, так горько,
а вдруг совсем перевелись?

Так семечек мелеет жменька
(держи, сжимай же хорошенько)!
Будь жив, Евгений Евтушенко!
Здоровья Вам, чудесный Женька!

Не в панибрата, не в небрежье
так получилось, а любя.
Живи! Твори!
Такой как прежде.
За них. За нас.
И за себя.

Они уходят, улетают,
им не считать уже минут,
а Ахмадулина читает
стихи. И ангелы поют.

===================================

Я из державы Окуджавы

==================================

Ты меня не вини,
ты меня не брани,
лишь покрепче платок
на груди затяни,
и руками как ворот
у горла сведи,
и скажи
- Что как ворог?
Давай. Заходи.
И я брошусь как в омут
в тепло доброты
чтоб кому-то другому
не сказала так ты

==================================

... а потом метели прилетели,
выли, песни пели, и свистели,
и тянулись зимние недели,
и скрипели во дворе качели.
Люди же в безделье, в суете ли
по домам безвылазно сидели,
ждали всё, когда уйдут метели.
Странные вы, люди, в самом деле,
ведь так осенью зимы хотели..=
==================================

Нежинский, грустный мим балетный

===================================

The Show Must Go
On... Да, Он так сказал

=======================================

Им пел Бернес про журавлиный,
растаявший на небе клин...
Да перерыв совсем не длинный,
вон полетел ещё один...
.
А там и барды - по порядку,
чтобы под грушами, в раю,
устроить вечную площадку,
где только честное поют.

========================================

Криптограммы стихов о любви
понятны влюблённым, богам и поэтам,
их код хоть по радио ты объяви -
они лишь одни разбираются в этом.

в грустных лицах ночных фонарей,
в рукавах белых веток черешни...
постулат - чем черней, тем белей.
сладкий ветер. и май бессердешный.
в аксиомах -
чем хуже,тем лучше.
близко - больно,
легко - далеко.
и что главный в судьбе
это случай,
остальное - стрела "в молоко".
и что есть -
стук в окно, скрип дверей,
вся дорожка морзянок тревожных
коль понятны природе твоей -
ты влюблён. или бог. иль, ... возможно.

===========================================

=============================================

The Show Must Go
On... Да, Он так сказал

=======================================

Им пел Бернес про журавлиный,
растаявший на небе клин...
Да перерыв совсем не длинный,
вон полетел ещё один...
.
А там и барды - по порядку,
чтобы под грушами, в раю,
устроить вечную площадку,
где только честное поют.

====================================
О горе Дооб и хребте Маркхот

Там, где в межгорье город мой
дорогой убегает тонкой,
Маркхот усталою рукой
Дооба гладит как котёнка.

спина хребта стара, крепка,
легла устало длань отрога,
и вроде тянется рука
к горе Дооб через дорогу.

бархатная роза глянцевые листья
глянцевые листья бархатная роза
лепестки бутона цвета каберне
цвет вина французского, старого бордо
случайная роза случайная
нечайная встреча нечайная

ПИСЬМО ИЗ ДЕРЕВНИ

Дом в селе Воздвиженское сожгли пред отступлением финны факельщики. Антонина Никаноровна бросилась было тушить, да её так толкнул солдат, что она упала.  Им с дочкой Кланей удалось вынести из избы лишь  деревянные резные часы со стены, да икону, которой благословляли родители Антонину с Владимиром  перед венчанием. Очень ценный для семьи образ (кое-где такие иконы называли "страшными", не из-за какого-то страха перед ним, а из-за боязни утратить, расстаться). Всю жизнь должна была такая икона быть в семье, вот и кинулись выносить первым делом. Больше почти ничего и не успели спасти. Финны убедились, что огонь схватил дом надёжно и ушли...
     
     Село сгорело. Только почерневшие трубы печей то ли грозили небу, то ли жаловались ему, то ли просили помощи. Да раздвоенной щепкой торчал в небо расколотый снарядом  толстый столб колокольни каменного Воздвиженского собора. Сам собор(хоть и закрытый в тридцатых годах) выжил, да и церковная сторожка, тоже каменная - осталась цела.
     
     Надо было где-то жить. Не знаю как, но нашлась пустующая избушка в деревушке Владимировка, недалеко от села, по церковным ли связям, которыми всегда жила и ходила семья сгинувшего дьякона Владимира, мужа Антонины Никаноровны, или просто повезло угнездиться в брошенном малюсеньком домишке, важно лишь, что не остались на улице.

     И мать и дочь были сельскими хозяйками, клинскими огородницами, росли у них неплохо картошка, огурцы, репа, капуста, горох. Живность завели - козу, кур. Зажили своими трудами.

     Кланя работала в колхозе, получала на трудодни немного зерна. Антонина Никаноровна крутилась по хозяйству, молилась богу, в колхоз её не брали, а как возьмёшь - лишенка, жена бывшего дьякона местной церкви, которого в конце марта 38 года увезли чекисты по снегу в Клинскую тюрьму за плохие слова, да поступки против новой, не его, власти.

     В Клин, в тюрьму ездила на свиданье Кланя. Тогда и сунул отец, Владимир Аркадьевич, ей свою шапку, а в ней было чуть денег и записка со словами "Кланя, меня  пытаются заставить говорить то, чего не было"...
     
     После этого бывшего дьякона перевели в Москву, в Таганскую тюрьму, где следы его потерялись. "Десять лет без права переписки". Это мы сейчас знаем, что такие слова практически всегда обозначали расстрел. А тогда-то не знали. И ждали. Думали что работает где-то "на каналах". Верили, что вернётся. Ведь вернулся его младший брат Николай, учитель, два раза того брали, два раза отсидел, а вернулся.

    А бывшего дьякона, Владимира Аркадьевича, расстреляли через три с небольшим месяца на Бутовском полигоне, 10 июля 1938 года, как очень опасного для властей человека. Не жена его, не дети так и не узнали об этом.

     Самой младшей в этой семье была моя бабушка. Баба Оля. Ольга Владимировна. Начало войны застало её в Орске, где вместе с мужем они учительствовали в школе. Бабушка преподавала математику, дед - историю. Моему отцу, их старшему сыну, Владику, в сентябре 1941 года исполнилось девять лет.

     Дед, Петр Иванович Николаев, сразу, в самом начале войны, ушёл на фронт, пройдя подготовку в Тоцких лагерях. Он так и не узнал, что жена родила не девочку, которую ждали, а второго сына, Бориса.

     Петр Иванович человеком был умным и поэтому сразу понял, что военный путь его может быть очень коротким - ротный политрук. И 26 декабря 1941 года он, раненый, лёг на снег с которого больше не поднялся. Случилось это в нескольких десятках километров от села , где он родился.

     Оля, дорогая моя, молодая тогда ещё бабушка сначала очень потерялась после известия о гибели мужа, много плакала, боялась не справиться с двумя детьми, но при этом работала на три ставки и тянула непосильный, но необходимый воз забот. На фотографиях военных лет она худа-прихудая, высокая, неулыбчивая,  испуганная, строгая. Два мальчика, есть хотят, маленький Боря ещё ничего не понимает - орёт от голода дни и ночи напролёт, Владик на глазах матери превращается в прозрачную голубоватую копию себя.

     (Ах, как он мечтал наесться! И фантазии его витали не вокруг мяса, сладостей, фруктов. Он всё время видел один и тот же сюжет - вот у хлебной лавки останавливаются сани с крытым коробом и возница начинает разгружать хлеб, и тут от одной буханки отваливается и падает в снег смуглая верхняя корка, похожая на широкую лодку. Никто не видит этого - лишь он. Подбегает, подбирает, прячет. Это пир...)

     Потом пришёл тиф. Первый. Болели вместе - мать и Владик. За тифом пришла мучительная долгоиграющая малярия. После второго тифа, которым переболел сын, Ольга поняла - если что-то не поменять - сын не выживет. И она решилось на потрясающую авантюру - списавшись и хорошенько договорившись с матерью и сестрой Кланей она отправила с санитарным эшелоном сына в Москву. То как он добрался до места я описывать не буду (это очень хорошо написано моим отцом в его воспоминаниях). Но он добрался.

     Не могу представить, что испытывала всё то время моя бабушка, дожидавшаяся известий из Подмосковья. Ведь телефонов и прочего подобного не было. А письма шли медленно и не всегда доходили.

     Зато очень хорошо представляю её счастье и радость от известия, что Владик добрался от Урала до Москвы и от Москвы до Клинской деревни  к бабушке т тётке Клане.

Какой он, зимний Геленджик?
Ветра - дожди. Дожди - ветра,
и держи-дерева ежи
не в настроении с утра,

и побегут по лицам луж
гримасы мнущихся морщин,
и ветер, взявшийся за гуж
найдёт продлиться сто причин,

и разогнавшийся с хребта
он в город врежется как нож,
и всё при нём, и полночь та,
и по природе всюду вхож.
И плюнет ледяным дождём

зальёт бетонный парапет
он льдом прозрачно-леденцовым
(а бухты штормом вздёрнут лук)
(морщин недобрые гримасы)

===========================================